У Роджера глаза полезли на лоб.

– Иерусалим пал?

– Вы не знали, милорд? – мрачно посмотрел на него де Коулчерч.

– Нет, не знал, – покачал головой Роджер. – Я слышал, что армия короля Иерусалима потерпела серьезное поражение, но не знал, что Святой город захвачен. – Он перекрестился.

– Я услышал новость сегодня утром от венецианского купца. Город был осажден и не мог сопротивляться сарацинам, ведь половина защитников погибла в пустыне. Возвращение Иерусалима потребует больших усилий и огромных денег. – Де Коулчерч взглянул на кошелек. – Что такое мост по сравнению со спасением города, в котором находится гробница Христа?

Роджер в задумчивости ехал домой на Фрайди-стрит. Гуго засыпал его вопросами, на которые он отвечал рассеянно. Два года назад патриарх Иерусалима проделал долгий путь до Англии, чтобы предложить королю Генриху трон Иерусалима. Патриарх рассказал, что молодой король Иерусалима – прокаженный и долго не проживет. Им нужен лидер, кто-то авторитетный, чтобы преуспеть. Генрих созвал большой совет и спросил мнение всех своих епископов и землевладельцев. Следует ли ему оставить Англию сыновьям и принять трон Иерусалима, как некогда поступил его дед? Советники отговорили его. Циники утверждали, что Генрих созвал совет, дабы предъявить отказ, в котором нельзя обвинить лично его. Люди, менее уставшие от жизни, полагали, что Генрих выказал должную осторожность в принятии решений и похвальную естественную осмотрительность.

Теперь не избежать нового Крестового похода. На него будут брошены все усилия и ресурсы, как сказал де Коулчерч… а значит, не исключены и новые возможности. Разбирая дела в суде, Роджер понял, что необходимо рассматривать вопросы под всеми углами и выбирать тот, с которого открывается лучший вид. Ему было о чем поразмыслить.

Гундреда наблюдала, как ее старший сын, словно дикий вепрь в тесной клетке, расхаживает по комнате. В подобные минуты он неприятно напоминал своего отца. Та же агрессивность, та же глубокая складка между бровями.

– Зачем вам становиться крестоносцем? – спросила она.

– Это лучше, чем сидеть здесь и ничего не делать! – рявкнул он. – Я хотя бы смогу подобраться к королю ближе, чем способны устроить вы и моя так называемая родня.

Гуон бросил пренебрежительный взгляд на отчима, который сидел у огня и изучал пергаменты, время от времени вытягивая их перед собой и щурясь.

– На это нужно время и терпение, – возразил Роджер де Гланвиль. – Роджер Биго не ближе к исполнению своих желаний, чем мы.

– И это должно послужить утешением? – Гуон пнул подвернувшийся стул и отломал ему ножку.

– Нет, – ответил отчим. – Вовсе нет, но дела обстоят именно так. Если вы станете крестоносцем, это никак не повлияет на решение короля относительно вашего наследства. Он может выказывать Роджеру Биго благосклонность, но не более. Я знаю из надежных источников, что ваш единокровный брат предложил королю тысячу марок серебра за возвращение графства и трети доходов с него.

– Откуда вам об этом известно? – повернулась к мужу Гундреда.

– Не помню, – небрежно произнес он, тем самым давая понять, что у него повсюду шпионы. – Король сказал, что подумает, но велел для начала утроить сумму.

Губы Гундреды довольно скривились.

– Так негодяю и надо! – прорычал Гуон.

– Король не жесток, – добавил его отчим, – а всего лишь рассудителен. Он знает, сколько денег в сундуках у Роджера де Биго. Король также знает, что такое треть доходов с графства. – Он хитро посмотрел на Гуона. – Его величество поклялся освободить Иерусалим, но, если он исполнит обещание, я сожгу свой пергамент и перья. Генрих никуда не поедет.

– Но Ричард поклялся, и он поедет! – страстно возразил Гуон. – Он наследник своего отца. Если я попадусь ему на глаза, он отнесется ко мне с благосклонностью.

Гундреда наблюдала за сыном и чувствовала его досаду. Ее тоже бесило то, как медленно все продвигается, ведь, несмотря на уверения мужа, Роджер купается в лучах благосклонности, а они прозябают в тени. Родственная связь с юстициарием через отчима Гуона принесла им определенное влияние, но недостаточное. Роджер поступил весьма умно, женившись на бывшей, но все еще милой сердцу Генриха любовнице и матери королевского сына.

– Сын мой, путь в Иерусалим еще не гарантирует успеха и к тому же опасен, – произнесла она.

– Это лучше, чем торчать здесь, как крестьянин, страдающий запором. По крайней мере, я займусь делом. У вас есть Уилл на случай, если со мной что-нибудь случится. – Он бросил беглый взгляд на младшего брата, который сидел у огня и тыкал в пламя веточкой. – Сейчас я растрачиваю жизнь впустую.

Гундреда, покачав головой, посмотрела на мужа в поисках поддержки. В своей обычной методичной манере он сложил пергаменты, так что ни один край не выбивался из стопки.

– Время поразмыслить еще есть, – произнес Роджер де Гланвиль. – Крестовому походу необходимы деньги, люди и средства. В одночасье его не организуешь. Брат говорит, что все доходы и движимое имущество обложат десятиной, за исключением основного снаряжения рыцаря. Пока это будет проделано и все вопросы улажены… Полагаю, войско выступит в Святую землю не раньше сентября будущего года. За это время очень многое может измениться.

– С какой стати, если за десять лет не изменилось? – огрызнулся Гуон. – Я сейчас не ближе к наследству, чем когда умер мой отец. И не предлагайте мне набраться терпения, потому что бочонок с ним вычерпан до дна! – Он вылетел из комнаты, крича, чтобы седлали коня.

Гундреда потерла лоб, ее усталость переходила в изнеможение. Гуон будет гнать коня во весь опор, и она опасалась, что сын вылетит из седла или скакун падет и раздавит его, как случилось на прошлой неделе с одним из вестников ее мужа. Гуону недоставало ума или характера, чтобы спорить по существу и как следует все обдумывать. Убеждать его в чем-то – все равно что толкать плечом быка в бок. Ее муж говорил, что Гуон весь в нее, но это было неправдой. В отношении своих прав Гундреде пришлось стать быком, но она обладала выдержкой, которой был лишен ее сын, и лучше умела оценивать ситуации и справляться с ними. Кроме того, она была женщиной, расцвет которой давно миновал, а он, в сущности, мальчишкой, застрявшим между адом и раем. Святой город не мог манить его своим блеском. По крайней мере, Уилл останется дома, подумала она, глядя, как ее второй сын ворошит огонь. Возможно, отсутствие честолюбия – то самое добро, без которого нет худа.

Уильям Маршал усмехнулся при виде юного Гуго Биго, который забавлял свою младшую сестру Маргариту закрывая лицо бело-голубым вышитым полотенцем сенешаля.

– Прекрасные дети, – заметил он Роджеру.

– Несомненно, – ответил Роджер, удивленно посмотрев на гостя, в то время как семья готовилась ужинать. – Я ни в коем случае не хочу оскорбить вас, мессир, но подобное выражение лица намного чаще вижу у женщин, наблюдающих за детскими играми, нежели у мужчин вашего положения и репутации.

– Вы не так уж сильно ошибаетесь, милорд, – немного тоскливо улыбнулся Уильям. – При виде ваших детей и их прелестной матери любой мужчина позавидовал бы.

– Судя по тому, что я слышал в Вестминстере сегодня утром, возможно, вам не долго придется завидовать, – подмигнул Роджер. – Дениза де Шатору, если верить слухам?

Уильям хихикнул и промолчал, подняв бровь. Он сел на почетное место по правую руку от Роджера. Няни увели детей за отдельный стол, чтобы те могли есть в присутствии взрослых и учиться у них манерам, не слишком мешая беседе за высоким столом.

Великий пост закончился, день был не пятничный, поэтому стол у Роджера накрыли богато и изысканно. Скатерти были белоснежными, а пища намного превосходила стандарты королевского двора, в особенности вино, которое там часто невозможно было пить.

Уильям со знанием дела потягивал насыщенное красное гасконское.

– Возможно, мне придется еще долго завидовать вам, милорд, – криво улыбнулся он. – Прежде чем я смогу назвать леди де Шатору своей невестой, я должен помочь королю вернуть ее замок, захваченный французами. А затем мне придется удерживать его, что едва ли похоже на приятный медовый месяц. При нынешнем положении дел Шатору может и вовсе не попасть в руки Генриха, а у французского короля много рыцарей, которые ухватятся за возможность утешить владелицу замка в законном браке.